Однажды в разъезде казаки увидели огромное количество татарских всадников пестрой лентой тянувшейся по степи. Видно было что они охраняют богато украшенные повозки. Не раздумывая атаман принял решение устроить засаду у переправы, и взять не числом, но хитростью. Так и произошло – татары не ожидая нападения, пришли в панику, от внезапно появившихся казаков и спасая свои жизни разбежались. Добыча оказалась богатой: шелка, меха, много золота и серебра, но среди всего этого богатства атаман случайно увидел совсем юную девушку.
Как оказалась это была дочь самого Хана. Девушка рассказала что её отец, без её воли решил выдать замуж за престарелого Пашу Анапского Пашалыка; и это был свадебный кортеж. Пока она все это рассказывала атаман не мог оторвать от неё глаз. И так она ему понравилась, что он по казачьему обычаю попросил выйти за него замуж.
Девушка пошла на хитрость и согласилась – но при одном условии: «Так и быть буду я тебе женой, но только тогда, когда ты атаман поймаешь и привезешь мне Святого Еленя» «Так тому и быть» произнес атаман, и отправился с лучшими казаками в путь, ну а свою невесту он оставил в казачьем стане.
Где он только не странствовал и в пустынных степях киргиз-кайсаков и в седых горах Кавказа – нигде не мог он отыскать Еленя. Атаман почти отчаялся, но вот однажды возле самого моря он все-таки его увидел. Атаман сразу всё понял – там где ступал Елень появлялся источник с чистейшей хрустальной водой. Атаман натянул тетиву и выстрелил. Но не убил, а только ранил в ногу так, чтоб Елень не смог убежать. И так с великой радостью он возвращался домой в родной стан.
Но вот как-то ночью на привали, когда все казаки спали – внезапно на них напали турки. Оказывается разъяренный Паша приказал выследить и убить казаков которые у него украли невесту, да ещё и с таким приданным. В этом неравном бою, отчаянно сражаясь пали все казаки. Но а самого атамана всего изрубленного и окровавленного вытащил из боя его верный конь, и такого полуживого довез до родного стана.
И вот когда невеста увидела что произошло с ним она расплакалась. Ей стало его настолько жалко, что она попросила Святого Еленя, в обмен на свободу спасти атамана. Тогда Святой Елень ударил копытом первый раз, и тут же забил источник с мертвой водой. И девушка обмыла раны казака и затянулись раны. Тогда Святой Елень ударил копытом второй раз, и забил источник с живой водой. И девушка напоила из него атамана, и в тот же миг он ожил.
Жили они долго и счастливо, нарожали кучу ребятишек и от этих деток казаки ведут свой род. А гербом Всевеликого Войска Донского стал Елень пронзенный стрелой.
Жил-был Казак. Скучно ему дома сидеть. Томно. Вот решил он белый свет поглядеть да себя показать. Оседлал коня и поехал.
Ехал-ехал. Видит, на перекрестке трех дорог кабак стоит. «Зайду, – думает, – передохну перед дальней дорогой». Сел за стол.
Поел-попил. Видит, к нему старик подсаживается. Посмотрел на него Казак, вроде как где-то видались. И спрашивает:
– Не знакомцы ли мы с тобой? А старик отвечает:
– Я – Судьбина твоя.
Смотрит Казак на Судьбину свою, разглядывает. Седой, старостью скрюченный… На лице шрамов не счесть. Из мутных глаз слезы точатся. Заныло сердце у Казака. Страшно стало.
Судьбина усмехается:
– Вишь, – говорит, – Казачок, что тебя впереди ждет. Мой тебе совет – возвертайся домой, а то плохо тебе будет. Много горя примешь.
Расстались они. Поехал Казак домой. Растревожил душу Судьбина. «Ох, – говорит, – не будет мне покоя дома. Должон я знать, что меня в этой жизни ожидает». Развернул коня и поехал куда глаза глядят, лишь бы от дома подальше.
Много времени с тех пор прошло. Состарился Казак, чувствует, что жизнь в концу подходит. «Заеду, – думает, – в тот кабак, где Судьбину встретил». Через порог переступил, глядь, а тот уже в кабачке сидит, ждет-поджидает.
Выпили они за встречу.
– Ну что, Казачок, – говорит Судьбина, – понюхал, почем фунт лиха?
Казак головой кивает, соглашается.
– Да, – говорит, – твоя правда была, много горя принял.
– Не жалеешь, что меня не послушал?
– Нет, – говорит Казак, – не жалею, что ж о прожитой жизни жалковать. И вздохнул. А Судьбина дальше пытает.
– А если б, – говорит, заново жизнь повернуть, согласился бы? Казак подумал.
– Нет, – говорит, – не согласился бы. Моя жизнь мной прожита.
И выпили они по второй рюмочке.
Дивятся на них люди, думают, что родные братья беседу ведут, до того похожи. Посмотрел Казак на Судьбину внимательно и усмехнулся. Судьбине это не по нраву.
– Ты, – говорит, – что усмехаешься. Если есть что на душе, скажи, не держи.
– Глаза у тебя, – говорит Казак, – светом полны, не то что давеча. Вот я и смекаю, знать, и мне в этой жизни удача была.
Помолчал Судьбина и говорит:
– На этот раз правда твоя, Казак. Жил ты по совести.
Крест - символ света Божьего. Крест животворящий, ровно как и свет Божий, оберегает от нечести, сохраняет от сглаза, дурного воздействия, гипноза. В походе, перед боем, сняв головной убор, молились на крест. Затем прикладывались к честному кресту губами и лбом и надевали на голову. Однажды я спросил у дядьки, зачем нужен крест на кубанке, он ответил так: "А когда Батька (Бог) начнет сверху топтать всех... Глядь! Ааааа, это свой, крест на голове носить". (Вырезки из книги "Казачья Наука").
У царя Ирода было двое детей: мальчик и девочка. Когда он повелел избить всех младенцев мужского пола, то приказал умертвить и своего сына. Дочь узнала о приказании отца и сказала брату, какая участь его ожидает. Дети решили убежать из радительского дома. Бегут они, а позади их вдали воины в погоню мчатся. Уже недалеко они, скоро настигнут их.Собрали брат и сестра последние силы и побежали вперед. Догоняют они Матерь Божию, которая также спасалась с младенцем Христом от иродовых воинов. Рассказала девочка Матери Божией, какая опасность грозит ея брату и просила Ее спрятать их где-нибудь. Бросилась Матерь Божия искать убежища и обратилась к цветам полевым, умоляя их спасти Ее и детей от неминуемой гибели. Но ни один из цветов не дал ей убежища; Тогда Матерь Божия обратилась с той же просьбой к шалфею, и тот укрыл Ее с детьми своими листьями. Иродовы воины прошли, ничего не заметили. Потом, когда воины скрылись из глаз, Матерь Божия вышла из под листьев шалфея и сказала ему: "Отныне и до века будешь любимым цветком у людей. Даю тебе силу лечить людей от всякой болезни. Спасай их от смерти, как и меня!".
Из сборника Легенд Терских казаков, собранного Виноградовым.
P.S. Казаки употребляли настой шалфея в качестве лекарства от простудных заболевании
Было это во времена далекие, в войну Германскую, пулеметную, окопную да дельтапланную. Не раз и не два ходили казаки наши в атаки конные на заставы немецкие. Много славы добыли, много крови пролили, не себе в честь — России во имя! Немало народу в те поры ко станицам родным не вернулося, облаком белым над хатой отчей проплыло, ветром полынным у околицы ковыль всколыхнуло… Однако ж не о том сказка будет. Как раз по приказу командному, по велению государеву, по слову атаманскому пошла лава казачья немцу мурло бить, пятки топтать, ухи драть безжалостно. Кони донские высокие, казаки соколами по полю летят с гиками, врага ищут пиками! Ну а германец, ясно дело, супротив нашего завсегда пожиже будет, да техника у их на предмет сурьезнее… Застучали пулеметики черненые, зажужжали осы свинцовые, вспыхнула трава под копытами пылью красною! Вот и рухнул в тех рядах казак молодой бравый, с конем да чрез голову, упорным лбом об землю брустверную, так что и дух вон! Лава конная дальше покатилася, супостату мстительность оказывать, а за героями павшими уж опосля возвертаются… Ну казак-то лоб почесал, чихнул, глазоньки открыл, а вокруг — мать честная… Небушко синее, газоны зеленые, солнышко ласкательное, да невдалеке ворота золоченые, так сиянием и переливаются. Перед воротами сидит на лавочке сам святой Петр-ключник, книгу обширную через очки почитывает. — Вот, — говорит, — и помер ты, герой, смертью славной за Бога, Царя и Отечество! Потому место тебе в Раю определено, заходи, гляди, знакомства заводи. Хошь спи, хошь с арфою гуляй, хошь отдыхай всячески, вечной жизни радуйся! — Чей-то невдохновительно. — Казак в затылке чешет. — Скука одна, хоть и в Раю, да без службы штаны просиживать… — Ну будет тебе служба, да вон и за порядком вокруг присматривать. Оно, конечно, и Рай, да мало ли… Души-то порой по одной по кущам шастают, песнопения пропускают, ангелы занятия не находют, без дела облаки топчут, вот и займись… — Благодарствую, — козырнул казачина. — Небось не подведу! Распахнул святой Петр ворота, пустил новопреставленного, да и на боковую. Долго ли, коротко ли, а покуда он спал, уж до Всевышнего престолу известия чудные доходить стали. Дескать, гудит Рай! Посмотрел он одним глазком, а там… Гремят песни казачьи, души православные тока строем ходют, носок тянут, шаг печатают, ангелы лозу шашками рубят, джигитовку осваивают, а кто без старания, у того уж и фонарь под глазом радугой небесной переливается… Того гляди войной пойдут на кого ни попадя! Осерчал Господь, святого Петра за объяснениями потребовал, тот тока плечьми жмет, на казака кивает, с себя ответственность снимает… — Ах каков смутьян! Гнать его взашей до самого пекла на перевоспитание! Един миг — и стоит казак на земле черной, вокруг пламя адово, а перед воротами ржавыми наипервейший Диавол собственной персоною поганой изгаляется. — Э, брат, — говорит, — вот и влип ты в смолу горячую по самы булки с лампасами! Вот и отольются тебе над чертячьим племенем все насмешки да оскорбительства. Вишь, сам Господь тебя сюда на исправление затолкнул… — Коли на то воля Божья, дык нам муки терпеть не в новиночку. Ужо отстрадаем свое, тока б черти твои не подвели… Разобиделся Диавол на таковы слова да и свистнул свою ораву нечистую — нате, мол, тешьтесь! Ввечеру заглянул — что за дела? Сидит казак грозный да красный во котле со смолой-серой кипящей да на чертей же матерно и покрикивает: — Почему огонь невысок? А ну в три смены жечь! Обещали муки адовы, а сами и ноги толком пропарить не дают… Иззяб весь! Шевелись, рогатые, не доводи до греха, ить за такую леность перекрещу, не помилую! Черти бедные уж и с копыт сбились, язык на плечо вешают, из последних сил бревнышки катят, на валокордине сидят, заразу энту усатую услаждаючи… Охнул тут Диавол, к Господу Богу записочку шлет, дескать, сделай милость, забери ты душу казачью, нет с ним моченьки управиться, того гляди, все черти коллективно увольняться начнут. Всему пеклу раздрай и поругание… Развел руками Господь, волей небесною казака перед очами своими светлыми ставит: — Ни в Раю, ни в аду ты ко двору не пришелся. Куда ж мне определить тебя, детинушку? А казак глазки опускает скромненько и просит робким полушепотом: — Дык на землю-матушку нельзя ли? Ведь и не догулял вроде, и война Германская того гляди без моего участия к концу придет. А как сподоблюсь куда, так уж по вашей Божьей воле в единый миг предстану, не откажусь… — Еще б ты отказался, — Господь усмехается. — Ладно-ть, иди уж, да смотри у меня… Ахнуть не успел казак, как стоит он на поле бранном, и держат его под руки товарищи верные, а в небесах синих тока крест православный из облаков розовых тает… Вот с тех пор и пошло по Руси Божье откровение — настоящему казаку ни в Раю, ни в пекле места нет, а тока на родимой земле, на лихом коне, с верной шашкою. Любо жить, братцы, и умирать не страшно, потому как — казачьему роду нема переводу!
Много-много лет тому назад войско казачье ушло далеко с Дона дать острастку ордам вражеским, что непрестанно на станицы нападали. И вот в ту пору из-за моря, из-за океана приплыло в Тихий Дон Чудо-чудище, страшное, сильное, с двадцатью руками, с десятью ногами, с семью головами. Рыбий хвост длиной с версту, а глаза, как костры: горят, дымят и искры из них летят. Плывет вверх по реке, волны вздымает, воду мутит, усатых сомов глотает. Встретит баркас с рыбаками, ударит хвостом -только шапки рыбачьи остаются плавать на мутных волнах. Плачут женщины и дети-сироты на берегу, да горю не поможешь. А страшное Чудо-чудище плывет себе да плывет, а где проплывет, там слез людских - омуты целые. Стонет и Тихий Дон от гнева. Почернел он, вспенился, страшный стал. Хочет грудью остановить Чудо-чудище, да очень уж сильно оно, не совладает с ним. Вслед за Чудом-чудищем войско его плывет - заморские звери страшные: не то рыбы, не то люди. Каждый зверь оружием обвешан. Глаза у них злые, жадные, как у разбойников, так и шныряют по сторонам: присматриваются, где бы добычу схватить. Увидит зверь человека, снимет с плеча лук, достанет из колчана стрелу, натянет тетиву и летит стрела прямо в сердце человеческое. Приплыло Чудо-чудище в то место, откуда Дон начало берет, легло брюхом на песок, стало воду пить. День пьет, два пьет, и в Дону воды уже мало становится. Мутнеет Дон, у берегов пенится, волнами о камни бьет, рокочет, будто плачет. И решили тогда оставшиеся на Дону старики да подростки идти войной на Чудо-чудище. Наточили они сабли, навострили пики, сели на коней и направились к тому месту, где Чудо-чудище со своим войском расположилось. Долго ли они ехали, много ли проехали, только вдруг видят - перед ними море раскинулось. Гуляют по морю высокие волны, летают над ними чайки белые, шумит море, будто сердится. Удивились люди: откуда тут море появилось? Никогда его не было здесь. А потом поняли, что это Чудо-чудище пьет воду из Дона, а сюда выливает, чтобы не проехали они. Вдруг вышло из того моря войско Чуда-чудища. У каждого зверя в руках лук со стрелами, а стрелы те ядом смертельным отравлены. Не успели и опомниться дети да старики, как градом полетели в них стрелы. Летят, как шмели, гудят. Падают люди, редеет их войско. Отошли они от берега, разбили свой лагерь, стали думу думать, что делать, и решили помощь просить у людей, что далеко на север от Дона жили, откуда и сами они, казаки, пришли. Был среди казаков храбрый воин по имени Степан, и была у него красавица дочка Светланка. Мать у Светланки умерла, и поехала она со своим отцом-стариком на войну с Чудом-чудищем биться. Позвал Степан дочку и сказал: - Далеко отсюда, за тремя лесами, за двумя реками, живет мой старший брат, а твой родной дядька. Садись на коня, дочка, скачи к нему, скажи, чтоб собрал людей в поход и вел к нам на подмогу. Долго и жестоко придется нам биться с Чудом-чудищем за наш Тихий Дон, за всю нашу родину. И нужна большая сила людская. Обняла Светланка отца, поцеловала его, села на коня быстрого и помчалась. Долго ли ехала она, много ли проехала, только вдруг видит: лежит на берегу маленькая рыбка, хватает раскрытым ртом воздух, бьется, задыхается без воды. Солнце печет, как огнем, и глаза у рыбки сделались мутными, как тусклое стекло. Жалко стало Светланке рыбку. Спрыгнула она с коня, взяла рыбку на руки и понесла ее к реке. Пустила рыбку в воду, посмотрела, как она хвостиком вильнула, и только хотела к своему коню идти, глядь - а верхом на ее коне сидит зверь-рыба из войска Чуда-чудища. Взмахнул зверь-рыба плеткой, ударил коня и ускакал прочь. Запечалилась девочка. Села на берегу и горько заплакала. "Как теперь доберусь я до своего дядьки? - думала Светланка. - Живет он за тремя лесами, за двумя реками, и, пока дойду до него, много людей погибнет от Чуда-чудища, от стрел его разбойников". Плакала-плакала она, потом напилась воды и пошла вдоль берега. Шла-шла Светланка, солнце уже скрылось за холмами, темно стало, дороги не видно. Наконец подошла она к лесу. Села под деревом, вытащила из сумки кусок хлеба и только начала есть - слышит, стонет кто-то жалобно, как будто сказать что-то хочет. Оглянулась она кругом, видит: лежит волчица, кровь у нее из ноги течет, рот от жажды открыт, глаза смотрят на Светланку, как человеческие. Не испугалась девочка. Подошла она к волчице, оторвала кусок от своего платья, перевязала ей ногу. Потом набрала в роднике чистой воды, напоила волчицу и отдала ей весь свой хлеб, подумав: "Все равно обе мы не будем сыты одним куском, пусть лучше серая волчица наестся". Потом, утомленная путем долгим, легла Светланка рядом с волчицей и крепко заснула. Много ли, мало ли спала она, только слышит, как кто-то языком руку ей лижет. Открыла глаза, а перед ней серая волчица стоит, смотрит, головой на свою спину показывает, будто говорит: "Садись, Светланка, садись". Села Светланка волчице на спину, ухватилась руками за ее шею, и понеслись они, как ветер, через леса, через ре ки, через луга. Едет она, едет, вдруг видит: на опушке леса, около избушки, сидит древняя-древняя старушка, седые волосы на ветру развеваются, из глаз слезы на землю падают. Слезла с волчицы Светланка, подошла к старушке, поклонилась ей и приветливо промолвила: - О чем плачешь, бабушка? Не помочь ли тебе в чем? Посмотрела старушка на девочку и ответила: - Спасибо тебе, внученька. Стара я стала, глаза не видят мои, руки-ноги не слушаются. Сижу вот здесь, встать не могу. Три дня не ем ничего, не пью. Горе мне... Принесла Светланка воды старушке, вошла в хату, прибрала чисто, щей наварила, потом накормила старушку и прощаться стала. А старушка и говорит: - Доброму сердцу - добрые дела. Ведомо мне, что едешь ты к дядьке своему звать его на помощь к батюшке твоему. Только никого не застанешь ты там: прослышали люди о нашествии Чуда-чудища, сами пошли помогать войску вашему. И ты, внученька, иди обратно. А за доброту твою - вот тебе подарок: открой сундук в моей горнице, возьми там палицу. Палица та не простая, а волшебная. Как встретишься с ворогами, поднимешь палицу над головой и скажешь: Палица, палица, вольная удалица, за русскую волюшку, вольное раздольюшко разгроми врага, сокруши врага, сокруши врага, и развей врага!..
Продолжение....Взяла Светланка волшебную палицу, поблагодарила старушку, села на серую волчицу и поехала обратно. Едет она день, едет два, захотелось ей водицы напиться. Подошла она к реке, наклонилась, чтобы воды зачерпнуть, а оттуда рыбка голову высунула и говорит человеческим голосом: - Здравствуй, девица, здравствуй, красавица! Я рыбка-стерлядка, спасла ты меня давеча от смерти лютой, а теперь я тебе добром отплачу: иди прямо на восток, дойдешь до синего озера, а в нем моя сестрица живет. Передай ей поклон да спроси, по какой дороге идти к зеленому озеру, там бабушка моя живет. Бабушке поклонись да попроси у нее рубашку-кольчужку. А как наденешь рубашку-кольчужку, иди прямо на Чудо-чудище, бей его палицей-удалицей. А рубашку-кольчужку твою не пробьют ни сабли вострые, ни стрелы быстрые. Сказала так рыбка-стерлядка, хвостиком вильнула и скрылась. Попрощалась Светланка с серой волчицей и пошла в ту сторону, откуда солнце всходит. Долго ли шла, далеко ли она ушла, видит - озеро перед ней блестит, вода в нем синяя-синяя, как небо. В озере рыбы разные плавают, черепахи по дну ползают, а у берега стерлядка лежит, головку высунула, на солнышке греется. Подошла к ней Светланка и говорит: - Здравствуй, стерлядка! Иду я через поля и леса, от самого Тихого Дона, и несу тебе поклон от твоей сестрицы. Велела она тебе кланяться да пожелать жить-поживать долгие годы. - Спасибо, девица, - отвечает стерлядка. - Давно я не видела сестрицу. Как увидишь ее - кланяйся ей от меня. - А не знаешь ли ты, где ее бабушка живет? - спросила Светланка. - Как же не знать, - отвечает стерлядка. - Иди прямо на восток, дойдешь до высокого дуба, а там муравьиная тропка прямо к зеленому озеру ведет. Там-то и живет старушка. Увидишь ее - кланяйся ей. Поблагодарила Светланка рыбку и пошла опять прямо на восток. Шла-шла, видит - стоит дуб высокий, кругом дуба желуди валяются и муравьи-работнички суетятся. Пригляделась Светланка, а от муравьиной кучи тропка идет. Бегают куда-то муравьи-работнички, то туда, то сюда. Пошла Светланка по муравьиной тропке и пришла к зеленому озеру. Озеро глубокое, вода в нем зеленая, на воде кувшинки плавают, в воде золотые рыбки, как дети, тешатся. Увидели золотые рыбки Светланку, испугались и нырнули на дно. И сейчас же старая-старая рыбка-стерлядка выплыла. Посмотрела она на Светланку и говорит: - Если с добром пришла, девица, - здравствуй! Доброму сердцу - добрые дела. Скажи, красавица, откуда пришла, зачем пожаловала? Поклонилась ей Светланка и отвечает: - Здравствуй, рыбка-стерлядка. Принесла я тебе поклон от твоей внучки с Тихого Дона да от другой внучки с синего озера. Велели они кланяться тебе да пожелать жить-поживать много лет. А еще внучка твоя - та, что на Дону живет, - велела сказать, что лихая напасть пришла: гуляет по Дону Чудо-чудище с разбойниками, стонет Дон, стонут люди и рыбы. Есть у меня палица-удалица, да уж очень много стрел у Чуда-чудища: не подойти к нему, не подъехать. А войско казачье в дальний поход ушло, остались дома лишь старики да женщины. Вот и пришла я просить у тебя рубашку-кольчужку да совета мудрого. Выслушала рыбка-стерлядка Светланку и нырнула в озеро. Ждет-пождет девочка рыбку - нет ее. Прошло немало времени, но вот опять взволновалась вода на тихом озере, вынырнула старая стерлядка. Во рту она держала рубашку-кольчужку, которая на солнце всеми цветами радуги переливалась. Подплыла рыбка к берегу, оставила на нем рубашку-кольчужку и, обратившись в красную девицу, промолвила: - Вот возьми волшебную рубашку-кольчужку. Сто лет назад накинула ее на меня колдунья и сказала: "Будешь ты сотню лет жить рыбой. Придет через сто лет на Дон Чудо-чудище, много горя принесет. Коль найдется в то время на Дону девица, что согласится Тихий Дон от Чуда-чудища избавить, а самой на сто лет рубашку-кольчужку надеть и сто лет в Дону плавать, отдашь ты ей эту рубашку". Вот сто лет и миновало с тех пор. И Чудо-чудище заявилось, горе принесло. А согласна ли ты Тихий Дон от горя избавить? Посмотрела Светланка на девицу, и, не колеблясь, ответила: - Как быть несогласной? Наш ведь он, батюшка Тихий Дон... А людей сколько гибнет, а горя сколько!.. А полонит Дон Чудо-чудище, ведь и дальше пойдет, по всей Руси разор учинит. Надела на себя рубашку-кольчужку Светланка, простилась с красной девицей и скорее в путь обратный пустилась. Идет, думу думает, как поскорее Тихий Дон от горя избавить, страшное Чудо-чудище уничтожить, людям радость и вольную волюшку вернуть. Идет-идет, смотрит - серая волчица на дороге лежит, ее поджидает. Обрадовалась Светланка, кинулась к серой волчице, за шею ее обнимает, шерстку ее гладит, приговаривает: - Здравствуй, серая волчица, здравствуй, подружка моя верная. Соскучилась я по тебе, как по сестре родной. А серая волчица тоже обрадовалась, ласкается к Светланке, смотрит на нее, и глаза ее радостью светятся. Села Светланка на серую волчицу и помчалась к Тихому Дону. А там в то время жестокая битва шла меж казаками и войсками Чуда-чудища. Храбро дерутся казаки донские, подростки да старики, но не устоять им перед страшной силой Чуда-чудища: на каждого человека по сто разбойников приходится. А все же не отступают казаки. Свистят в воздухе их сабли острые, летят наземь головы разбойничьи. А Чудо-чудище стоит в стороне, за битвой наблюдает, ухмыляется: скоро, мол, конец Тихому Доиу будет. Да недолго пришлось радоваться разбойникам: примчалась вдруг на серой волчице девица-красавица, золотистые косы от ветра развеваются, рубашка-кольчужка серебром на ней блестит, в руках грозная палица волшебная. Серая волчица под ней, как добрый конь: на зверей злобно смотрит, рычит. А Светланка поклонилась в пояс своему батюшке, всем людям ратным, а потом подняла над головой палицу и проговорила: Палица, палица, вольная удалица, за русскую волюшку, вольное раздольюшко разгроми врага, сокруши врага, сокруши врага и развей врага!.. Сказала она так, взмахнула палицей и помчалась прямо на войско Чуда-чудища. Ударит палицей влево - валятся десять голов разбойничьих на землю, ударит вправо - двадцать голов катятся по земле. Летят в Светланку стрелы отравленные, рубят ее сабли острые, да крепка рубашка-кольчужка: не пробьешь ее, не разрубишь. А серая волчица зубами рвет разбойников, ногами топчет. Бросило в бой Чудо-чудище все свои запасные полки, и несдобровать бы казакам, но тут подошло с севера на помощь войско могучее. Знамена развеваются, слышны звуки трубные, боевой клич воинов. Попятились полки Чуда-чудища, а само оно вперед бросилось, держа в каждой руке по сабле. Увидела это Светланка, подъехала к нему, взмахнула своей палицей - двух голов Чуда-чудища как не было. А Светланка уже снова палицу над головой подняла,приговаривает: ...сокруши врага, сокруши врага и развей врага!.. Струсило Чудо-чудище, бежать хотело, да не тут-то было. Светланка взмахнула палицей раз-другой, и вот лежат семь голов Чуда-чудища на донской земле, лежат, в крови купаются. А Светланка слезла с серой волчицы, обняла ее и сказала: - Спасибо тебе за службу твою. Расстанемся мы с тобой, да ненадолго. Приходи к Тихому Дону, не забывай меня. Тут батюшка Светланкин подошел к ним, а за ним и весь народ. Обнял Светланку отец и сказал: - Ведомо нам, дочка, что уходишь ты от нас к Тихому Дону. Сослужила ты большую службу народу своему, и долго он тебя помнить будет. И ты помни всегда о своем народе, не забывай о нем никогда: ни в горе, ни в радости. Посмотрела Светланка на отца и ответила: - До свиданья, батюшка. Не печалься, что уходить мне надобно от вас. Хоть и буду жить я сто лет в рубашке-кольчужке в донской воде, а сердцем всегда буду с вами. Сказала так Светланка и превратилась в маленькую рыбку. Взяли ее люди на руки, отнесли к Тихому Дону и опустили в воду. Посмотрели они, как рыбка от берега поплыла, постояли и медленно пошли свои дела делать. А серая волчица еще долго-долго лежала на берегу и глядела печально в воду. ...На этом сказка кончается. Старые люди говорят, что когда приходил откуда-нибудь враг на Тихий Дон, появлялась на серой волчице девица-красавица в рубашке-кольчужке, с волшебной палицей в руках - и бежал тогда враг с Тихого Дона. А потом Светланка и совсем осталась с людьми, чтобы уже никогда не уходить от них.
Доброе сердце дороже красоты (казачья сказка) Жил как-то на берегу Тихого Дона добрый казак, и была у него любимая дочка Груня. Некрасива лицом была девушка да и горбата. Еще маленькой упала она с крыльца, ударилась спиной о ступеньку, с тех пор и рос у нее горб на спине. Зато сердце у Груни было - сто лет ищи по всему Дону, не сыщешь такого! Увидит, как старушка воду с трудом несет, подбежит, подхватит ведра, поможет. Несет старичок вязку дров - шагу лишнего не даст ему ступить Груня: возьмет дрова и сама донесет куда надо. Каждого путника накормит, напоит, спать уложит да еще в дорожную сумку сала, лепешек положит: пригодится, мол, в дороге. За всю свою жизнь никого не обидела Груня. Любили люди девушку за ее сердце доброе. Мать Груни давно померла, и решил отец новую жену в дом взять. А уж что казак решит, то сделает. Привел он в дом жену новую, а у нее тоже дочка была, одних лет с Груней. Улитой ее звали. Уж до чего красива была Улита! Длинные косы, как вороново крыло, брови, словно стрелы, лицо белое, румяное, сама стройная, как березка. Ищи такую красоту по всему свету - не найдешь. Да было одно лихо у девушки: сердце у нее злое было, лютое. Увидит, бывало, что старушка седая идет, на палку опирается, еле ноги передвигает, подойдет к ней Улита и ну смеяться, насмехаться: - И чего ты, бабушка, живешь до сих пор, - спрашивает злая девушка. - Чего ты до сих пор свет коптишь? Кому ты нужна, старая? Посмотрит на нее старушка, остановится, слезу от обиды ладонью смахнет, покачает головой и пойдет дальше. А Улита уже к древнему старичку бежит, толкнет его, будто невзначай, посмеется над ним. А то пойдет на реку, поймает маленькую рыбку, бросит ее на горячий песок и смотрит, как бьется рыбка, задыхается, от боли корчится. Сразу же невзлюбила Груню злая Улита. Уж как только она не издевалась над бедной Груней! То за косу ее дернет, то ущипнет больно, то привяжет полотенцем к своей спине подушку и начнет показывать, как горбатые ходят. Забьется в темный уголок Груня, плачет тихонько, никому не жалуется. А мачеха увидит Груню в слезах - и ну попрекать: - Ах ты, лентяйка такая-сякая, только и знаешь, что плакать да рыдать. И чего ты не помрешь, убогая? Еще сильнее плачет Груня, а все молчит. ...В ту пору казаки войну с врагами вели, и случилось так, что ехал на войну казак молодой мимо дома их. Остановил он коня и крикнул: - Люди добрые, нельзя ли у вас коня напоить да самому с дороги отдохнуть? Проходила в это время по двору красавица Улита, взглянула на казака - сапоги у него в пыли, лицо бородой обросло, красоты мало в нем, и сказала: - Негде у нас коней привязывать, проходи, служивый, дальше. А Груня выскочила из куреня, коня напоила, казаку помыться дала, чистое полотенце принесла, отвела казака в горницу, накормила, на чистую кровать спать уложила, а сама села в головах, сидит - мух отгоняет. Залюбовалась Груня красотой казака: чуб казачий на белый лоб падает, от длинных ресниц тень на белые щеки ложится, грудь богатырская, как волна, вздымается. Положила Груня тихонько руку свою на белый лоб молодца, а казак во сне взял Грунину руку и поцеловал крепко. Испугалась Груня, отдернула руку, а на том месте, где поцеловал казак, горит рука, как огнем обожженная. Поспал-поспал казак, встал поутру, попрощался с Груней, сел на своего быстроногого скакуна и умчался.
Продолжение...Опять живет Груня в тоске да в обиде, живет - ни на кого не жалуется, вспоминает часто казака-молодца, вспоминает да горько вздыхает: - Где мне, уродине несчастной, о добром молодце думать? Собаки и те боятся смотреть на меня... Вот год проходит, два проходят, прогнали казаки-воины врагов с Тихого Дона, идет обратно войско казачье с песнями, с шутками-прибаутками, идет - люди радуются, зазывают казаков доброй браги откушать, белого калача отведать. А к Груниному отцу заехал самый главный командир из войска их. Молод он был, красив и очень храбр - о геройстве его уже на Дону песни пели. Пошел он на войну простым казаком, а стал командиром главным. Мачеха Грунина свою дочку Улиту наряжает, косы ей заплетает, на руки билезики - красивые браслеты - надевает. Еще краше становится Улита. Взглянешь на нее - глаз не отведешь. А Груня полы моет, на стол кушанья подает, брагу ставит. Вот сели все за стол, взял командир казачий кубок, крепкой бражчой наполненный, поднял его и повел такую речь: - Шел я когда на войну с ворогами, притомился с дороги да и зашел в курень казацкий отдохнуть. Лег я спать, и приснился мне сон такой: пришла в горницу девица, села возле меня и сидит, смотрит на меня, сон мой сторожит. Добрая эта девица была, а какая она лицом - не ведаю. Крепко спал я тогда и запамятовал. Встал я поутру, оседлал коня и уехал. Еду и диву дивуюсь: "Никогда во мне силы молодецкой такой не было! Встретил бы горы тогда - горы свернул. Откуда, думаю, сила эта богатырская во мне?" Повстречалась мне тогда старушка древняя, остановила меня и молвила: "Едешь ты, казак, Тихий Дон от ворогов защищать, и быть тебе большим воином. Никто тебя не одолеет, никто не осилит. А сила в тебе - от сердца девицы перешла, от доброты ее. Запамятовал ты, добрый молодец, как поцеловал ты руку девицы той. А быть тебе добрым мужем девицы той. И найдешь ты ее так: на правой руке у нее будет отметинка, и не исчезнет она у нее до тех пор, пока ты не найдешь свою суженую. Лучшей невесты не ищи, ласковое сердце - дороже красоты". - Сказала так старушка, поклонилась и пошла. С тех пор и ищу я свою суженую, нет мне в сердце покоя. Найду ее - в ноги поклонюсь ей за то, что силу она мне такую дала, и будет она мне женою верною. Пока говорил так казак, встала Груня, вышла на крыльцо, села, сидит, думу думает. Узнала она того казака, который ей руку целовал, а признаться не может ему: куда ей такой добру молодцу сказываться! Сидит она пригорюнившись, сидит, вдруг слышит - Улита зовет ее. Подошла к ней Груня, а Улита спрашивает : - А чего это у тебя, сестрица, правая рука всегда перевязана? Смутилась Груня, покраснела и отвечает: - Рубила я дрова да топором и ударила. Никак вот не заживает рука... А Улита уже догадалась обо всем, злые глаза так и бегают, сердце щемит от зависти. - А чего ты встала из-за стола, сестрица? - спрашивает она Груню. - Пить мне захотелось, Улита. - А иди сюда, я тебе дам водицы, сестрица, - говорит Улита. Подошла Груня к ней, взяла чашку с водой, выпила и упала замертво: подсыпала ей Улита яду крепкого, смертного. Схватила ее Улита, оттащила в чулан, бросила, а сама сделала себе на правой руке такую же отметинку, какая у Груни была, обмотала тряпкой и пошла опять в горницу. Увидал ее обмотанную руку молодой казак, спрашивает: - А что это у тебя, девица? Аль поранила где, аль ушиблась? Подошла Улита к нему и говорит: - Я та самая девица, которой ты руку поцеловал. Вот и отметинка на руке, не заживает с тех пор. Забыл ты, добрый молодец, как сидела я около тебя, сон твой сторожила... Обрадовался казак, велел все войско свое собрать, свадьбу готовить. Собрались на свадьбу воины, все люди служивые, пришли старики, старухи и дети малые. Начался тут пир горой. День гуляют казаки, два гуляют, а на третий день входит в горницу старушка древняя, волосы, как нитки серебряные - седая вся. Вошла, посохом о пол стукнула и так молвила: - Шла я, старая, через леса и горы, через луга и пашни и пришла вовремя: не кончилась еще свадьба, не свершилось еще дело злое. Взяла она командира казачьего за руку, привела в чулан, а там лежит Груня, лицо у нее посинело, страшное стало. Брызнула старушка на Груню живой водой, открыла глаза девушка, а в глазах столько доброты, будто от самого сердца идет. Узнал тут казак девушку, обнял ее и сказал: - Доброе сердце дороже красоты. Будешь ты женой моей верной, девица, буду я любить и жалеть тебя до самой смерти. Пришли они в горницу, поклонились старому казаку, отцу Груниному, сели за стол, крепкой бражки выпили. А старушка подошла к Улите и сказала: - Нельзя с таким сердцем с людьми жить, злая девица. Будешь ты отныне ползать по дну Тихого Дона, и не знать тебе ни добра, ни ласки человеческой. А за то, что смеялась ты над горем людским, - будешь ты всегда горб на себе носить. Сказала так старушка, ударила ее посохом своим - и превратилась злая Улита в маленькую улитку-горбатку. А потом обернулась старушка к Груне, дотронулась до нее своей рукой и сказала: - А ты, девица, доброе сердце, будь такой же красивой, как и доброй. И стала Груня такой красавицей, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Обнялись они с молодым казаком, поклонились старушке, чарку бражки крепкой ей поднесли, спасибо сказали. И стали они с той поры жить-поживать, детей растить, да старых людей уважать. А улитка-горбатка так и ползает с тех пор по дну Тихого Дона да в озерах синих, в реках прозрачных. Ползает и не знает ни добра, ни ласки человеческой.
Жила в станице девица по имени Полина. Красовитая, и гордейка такая, что свет не видывал. Сколько парней сгубила, казачины в годах, особенно вдовые и те пытали счастья. Да где там! Казак — он не мужик: для него девица — крепость, ее надо завоевать или голову сложить. Задала она одному жениху задачку - привезти с Кавказа ягоды чудные «виноградарьем» зовутся. Добудешь — мы с тобой тотчас оженимся. Ушел жених, да и сгинул. С горя умерли родители парня. Собралися казаки в круг. Решили Полину согнать со станицы и каменьями побить. Так и сделали. Идет Полина по дороге побитая, видит под курганом человек лежит, а это друг ее сердечный, весь израненный. Он ей и говорит: «Сполнил я твою задачу». Вытащил из-за пазухи веточку сухую. Если - говорит, эту веточку посадить, на ней ягодка сладкая вырастет. И в беспамятство впал. Много времени прошло, очнулся Афоня. Привстал казак. К осени время идет, полынь дух свой отдает горьковатый, сердце печалит. Видит - виноград гроздьями висит. Неподалеку родник бьет. С тех пор казаки виноград растят. Детям ягода сладкая, казакам вино хмельное.
